kononenkome

Эпидемия арабских революций уже дала (и продолжает давать) крайне богатую пищу для размышлений. Причем пищи этой хватает на всех. Аналитики пытаются понять – что же произошло? Почему? И есть ли в случившихся революциях общее?

Специалисты по арабскому миру рассказывают о соотношениях шиитов и суннитов, о племенном устройстве обществ и о традициях королевских домов. Энтузиасты социальных медиа анализируют роль Твиттера и Фейсбука в мобилизации народных масс.

Либералы-западники торжествуют, видя железную поступь истинной демократии, а почвенники радостно обличают натовскую военщину, в очередной раз ничтоже сумняшеся поправшую всё, что только можно попрать.

Я, честно говоря, в шиитах и суннитах ни черта не понимаю, в мобилизующую роль Твиттера и Фейсбука не верю, а мой внутренний либерал вместе с моим внутренним почвенником постоянно вместе выпивают несмотря ни на какой пост.

Поэтому свой анализирующий аппарат я применил достаточно дилетантским образом, не зная ни арабского мира (я даже в Египте никогда не был), ни сути спора между шиитами и суннитами (не считать же таковой сутью то, что одни чтут только потомков Мохаммеда, а другие – тех, кого выберут). Все, чем я мог оперировать – это новости. Причем в большинстве случаев написанные такими же как я дилетантами, переводящими “Аль-Джазиру.”

И вот что у меня получилось.

Сто лет назад, когда подобные нынешним арабским процессы охватывали Европу, было одно существенное отличие: профессиональные революционеры.

Профессиональные революционеры – это не те, кто инициирует революцию. Профессиональные революционеры – это те, кто революцию ПОНИМАЕТ. В начале 1917-го года Ленин был переживающим мучительный кризис среднего возраста 46-летним эмигрантом, практически потерявшим надежды и просиживавшим дни в Женевских пивных. Однако как только в России начался некий непонятный для его участников общественно-политический процесс, Ленин сотоварищи оказался тут как тут и, понимая природу процесса, возглавил его.

Так вот теперь в арабских странах общественно-политический процесс есть, а профессиональных революционеров нет.

То есть, грубо говоря, технически все выглядит так же, как сто лет назад. Возмущенная группа выходит на демонстрацию по-поводу какой-то вполне локальной проблемы, нервничающая по какому-то внешнему поводу власть применяет силу, после чего на демонстрацию выходит уже группа возмущенных тем, что власть применила силу. Власть применяет еще бОльшую силу, после чего выходит еще бОльшая демонстрация. И так, по спирали, до тех пор, пока ситуация не выходит из под контроля. Так было в феврале 17-го в Петербурге. Так было и в Тунисе, и в Каире, и в Бенгази. И Твиттер с Фейсбуком тут совершенно ни причем. Достаточно сарафанного радио.

Только если сто лет назад вышедшую из-под контроля ситуацию тут же возглавляли профессиональные революционеры, то теперь ее не возглавляет никто.

В этом и состоит основное отличие.

И отличие это принципиально.

Профессиональные революционеры были людьми, настроенными на победу. Это были люди, главной и сияющей целью которых был захват власти. Они шли к этому всю жизнь, готовились и знали, что они будут делать после того, как народ им отдастся.

Но кто же те самые люди, которые, собственно, начинают процесс?

И сто лет назад и сейчас это одни и те же люди – те, у кого не получилось устроить свою жизнь при существующей власти.

То есть – неудачники.

Это ключевой момент в понимании природы любой революции. Революцию устраивают те, кто недоволен. Недовольны всегда неудачники. Те, у кого всё получается вне зависимости от режима и общественно-политического устройства, революций никогда не устраивают.

Самое простое – это обвинить в своих проблемах кого-то другого. Другую национальность, другую религию, другой регион или даже другую квартиру. Ведь недаром таким успехом во всем мире пользуется институт поиска внешней проблемы – что психоанализ, что снятие порчи, что заклятие вуду против заклятия вуду. У лузера виноват всегда КТО-ТО, но только не сам лузер. И в этом поиске виноватых – корень революционных событий. Именно что “верхи не могут, низы не хотят”, причем определяющая часть этой формулы: “низы НЕ ХОТЯТ.” Не хотят оторвать задницу от своего ментального стула, не хотят сменить профессию, переехать в другое место, противопоставить одной политической силе другую политическую силу. А хотят, как Шариков, “поделить надо всё.”

Любая революция – это революция неудачников. Просто сто лет назад впереди толпы неудачников иногда вставали люди, которые знали, чего они хотят. Это были циничные и жестокие люди. Даже не люди, а людоеды. Но у них была цель.

У нынешних арабских революций никакой цели нет. Это чистый, незамутненный бунт лузеров. Которому по мере сил пытаются противостоять те, кому есть, что терять. То есть – успешные, устроившие свою жизнь своим собственным трудом и талантом люди. Но таких людей всегда меньше, чем лузеров и неудачников. (Я знаю, что в ответ на это предложение многие комментаторы напишут: это он Каддафи считает талантливым! Ну что же, пишите.)

Таким образом, движущийся сейчас по приморскому шоссе марш ливийских повстанцев на Триполи – это марш неудачников.

Марш неудачников при поддержке авиации НАТО.

Стратегическая цель у этих неудачников только одна – перестать быть неудачниками и урвать куш. Для некоторых из них она, наверное, достижима, но общих противоречий достижение этой цели лишь некоторыми из всех не разрешает.

А отсюда следует очень простой вывод – любая революция, не увенчанная диктатурой или оккупационным режимом неизбежно провалится, поскольку она не устраняет главной причины революции – общего количества неудачников.

Она и в случае с диктатурой и оккупационным режимом этой причины не устраняет, но в этих случаях создаются некие подавляющие недовольство механизмы, причем заведомо более мощные, чем существовавшие ДО революции.

А если таких механизмов нет, то вслед за первой революцией последует вторая, потом третья – и так до бесконечности, пока кто-нибудь железной рукой не остановит очередной марш неудачников.

Таким образом существует только два способа избежать революций. Один – это подавление недовольства силовыми методами. Второй – минимизация количества людей, чувствующих себя неудачниками.

Природа лузерства в разных культурах, разумеется, разная. То, что считают для себя нормальным ливийские бедуины, для большинства русских наверняка неприемлемо. И наоборот. Но любая власть должна чувствовать это важную и трудноуловимую грань – когда количество неудачников переходит в революционное качество.

И не допускать перехода этой грани. Не допускать, чтобы неудачников становилось слишком много.

Потому что от них все проблемы.
ВЗГЛЯД

Запись опубликована <kononenko/>. Вы можете оставить комментарии здесь или здесь.